http://bdag-med.livejournal.com/202640.html
http://albiel.livejournal.com/388686.html
http://olnigami.livejournal.com/123725.html
"О чем рассказывается в пьесе Шекспира «Ричард III»? В широком смысле в ней рассказывается притча о том, как человек бросает вызов своему предназначению и проигрывает. Конкретизируется же эта притча в истории шута, который пытается быть королем. Шекспир с самого начала играет в открытую (как, впрочем, и всегда – напускание загадочно туманных символов Вильяму нашему не свойственно, за что он и любим широкими массами), смысл пьесы задан во вступительном монологе Ричарда:
Чем в этот мирный и тщедушный век
Мне наслаждаться? Разве что глядеть
На тень мою, что солнце удлиняет,
Да толковать мне о своем уродстве?
Ричард – урод, из него никогда не получится галантного придворного, для обитателей дворца он всегда будет забавным королевским родственничком, удобной мишенью для насмешек и глумления. Война на некоторое время изменила его жизнь. Победы заставляли всех забыть о его горбе и сухорукости, победы придавали ему облик отважного рыцаря (а он наверняка мечтал быть именно таким, это видно по его дальнейшим поступкам). Но вот гром войны отгремел, королевство возвращается к мирной жизни, и Ричарду ничего не остается, как вновь занять свое место забавного уродца, которому будут улыбаться в лица, а за спиной - втихую потешаться. Это – его судьба, его предназначение.
Но если раньше Ричард смирялся с шутовской участью, то теперь, когда он несколько лет ощущал себя «прекрасным рыцарем на белом коне» из своих детских фантазий, он не хочет возвращаться к прежнему положению вещей. Он бросает вызов своей судьбе. Он решает сам выбрать свою роль, но какая роль лучше всего подходит для принца-шута? Только роль короля!
Ричард решительно и без колебаний начинает прокладывать путь к трону, и вот тут-то... Тут его предназначение сыграло с ним скверную шутку. Ричард – шут, он родился шутом, он вырос шутом, и он остается шутом до своего последнего дня. Его жизнь превращается в трагифарс, в гротескный спектакль, в котором он надевает то одну, то другую маску, но сквозь все маски проступает одно и то же лицо – лицо шута. Он играет в галантного рыцаря – и соблазняет вдову над телом убитого им мужа. Он играет в скромного благочестивого принца, которого надо уговаривать занять трон – и доходит в этом до самой крайней степени фальшивого лицемерия, он играет в интригана – и возводит на своих врагов совершенно идиотские обвинения, он играет в претендента на трон – и убивает своего брата и своих племянников. Ричард не может остановиться, в каждой роли ему надо дойти до крайней точки, в каждой надо устроить какую-нибудь пакость, одновременно и комичную, и отвратительную. Таково призвание шута, по другому жить он не может.
И самое интересное, что окружаюшие его люди, его «зрители» воспринимают до поры до времени его игру как нечто вполне нормальное. Ну да, несколько жестковат, но ведь жизнь такая, зато «при Ричарде порядок будет». И уходят от него не по моральным соображениям, а просто потому что не выполнил обещание. А Ричарду от всего этого становится только хуже – он страдает, он корежит сам себя, он рушит собственную судьбу... и никто его не понимает, даже собственная мать.
Когда же на сцене появляется настоящий король, поражение Ричарда становится неизбежным. Ричмонд – истинный король, и шуту с ним не справиться (здесь, кстати, при желании можно увидеть довольно явную параллель с Христом и антихристом). Ричмонд одним фактом своей высадки в Англии ставит Ричарда на место. Он вновь всего лишь шут, забавный уродец, предмет для насмешки. Ну а дальше на Ричарда обрушивается все: горечь понимания того, что он проиграл свою битву с судьбой, материнское проклятие, призраки убитых им людей, разгром в сражении, ну и в конце концов – смерть.
К чему я все это вдруг вспомнил? Да просто неожиданно понял, что меня всегда привлекало в образе Ричарда. Я чувствую свое родство с ним. Точно так же как и он я с самого рождения был обречен на то, чтобы играть роль шута. Из-за своей внешности и мучительной жизненной неприспособленности, из-за неловкости и нескладности (физической и душевной), из-за неумения жить в коллективе. Но я так же как и Ричард не захотел быть шутом, а ничем другим я быть не умею.
Я отбросил свою маску, и оказалось, что она-то и была моим настоящим лицом. И теперь лица у меня нет, вместо него – пустота с клубящимся внутри туманом, в котором порой всплывают неразборчивые тени. Когда я смотрю в зеркало, я сам не могу понять, кто передо мной. Я вижу человека, который отказался от своего истинного предназначения и после этого перед ним закрылись все дороги.
Что-то подобное изобразил Захаров в переделанном финале «Дракона», когда Ланселот говорит рыбаку, что уже и сам не знает кто он такой, а рыбак выплескивает ему под ноги вино и говорит: «Я неизвестно с кем не пью». Захаровский Ланселот умнее шварцевского и знает, что его судьба – самому стать новым драконом, он пытается уйти от этой судбы.... и ничего не получается. Ни у кого никогда не получается.
про песню Чирибим-Чирибом с ейным переводом: песня-то, оказывается, про старый Хелом
http://booknik.ru/publications/?id=28744
http://ilya-verhovsky.livejournal.com/235141.html
http://skysnail.livejournal.com/203917.html
http://geophoto.livejournal.com/214453.html
http://geophoto.livejournal.com/212223.html
Невада
http://alexandreev.livejournal.com/52599.html
Кин-Дза-Дза!
Гайавата с нами
http://baschmatschkin.livejournal.com/456046.html
Кот с силой бил хвостом по полу
И пел о чём-то, поджав уши.
Мы толкали кота ногою,
Мы послали кота подальше.
Кот зашипел и выгнул спину.
Кот бил ногою в человека!
Мы схватили кота за шкирку
И выбросили его на лестницу. Так надо!
Кот во тьме шевелил усами.
http://jaerraeth.livejournal.com/235260.html
Морской бой для чайников
Одно из преимуществ клана Тайра - их флот. Минамото мореходством не занимаются, а посему зрелище исчезающих за горизонтом кораблей противника - явление постоянное и унизительное. Настолько постоянное, что в битве при проливе Фудзито взбешенный Морицуна Сасаки ведёт свой отряд в каваллерийскую атаку - на корабли. Со стороны картинка наверное получается захватывающая - всадники, в облаке брызг несущиеся по морю, аки посуху - см. "Бриллиантовую руку". В общем, "За буйки не заходить". Сколько-то кораблей потоплено, но Куро Ёсицунэ не обольщается - да, повезло. Но не более. Надо строить флот.
...Начинать приходится с нуля. Не простого - абсолютного. Знаете, что такое абсолютный ноль? Это когда за день до выхода в море, кто-то вспоминает, что есть вроде такая полезная штука, руль называется. И не стоит ли поставить на корабль парочку? А для надёжности - четыре. На носу, корме и по бортам. Потому как - "корабль - не лошадь, зараз и не повернёшь". А Есицунэ ему, что поворачивают в бою одни трусы. А он в ответ - что полководец, который тупо ломится напролом - не полководец, а кабан. ("Он меня свиньёй обозвал").
Поговорили, называется. А тут ещё и погода испортилось. Тайфун. Корабельщики - ша, уже никто никуда не едет. Ёсицунэ - а чё так, ветер же попутный? А они - ни в какую. Не дурные, потому как. В общем, из двухсот кораблей в море удаётся выгнать пять. С дружинами Ёсицунэ и его близжайших вассалов - общей численностью человек восемьдесят. Да и то - под угрозой немедленного расстрела всей команды.
Непуганным идиотам - счастье. Потому как ветер на самом деле попутный и вместо ожидавшихся трёх дней на дорогу уходит около трёх часов.
И оказываются они на новом уровне - в самом сердце владений Тайра. В общем, картина маслом - хорёк на птицеферме. Остаётся вопрос - как высаживаться. Если причаливать, сгружать коней и т.д. - перестреляют всех, как перепёлок.
И тогда Ёсицунэ приказывает - лошадей за борт. На буксире. И двигаться к берегу. А когда лошади достанут ногами до дна - всем в седло и в атаку. Благо мелоководье
Картина опять-таки выходит фееричная: в облаке брызг прямо из открытого моря вырастают всадники Минамото. Которых здесь нет и быть не может - по всем донесениям разведки. Сколько - не разобрать, но, похоже, очень много.
До первого удачного морского десанта ещё без малого шестьсот лет.
А дальше - только непрерывное наступление.
У Тайра сдают нервы. Вступает в действие план экстренной эвакуации, столица оставляется и поджигается, тысячи могучих и храбрых воинов слаженно грузятся на корабли и отчаливают.
И - финальный кадр - на оставленный берег выходят несметные полчища противника. Все восемьдесят человек.
Начальство в тебя верит
Когда начальство в тебя верит - это хорошо или плохо?
...Всё тот же поход. Вызывает Ёсицунэ своего вассала Ёсимори из Исэ и приказывает, мол, засела тут недобитая армия Тайра, общим числом три тысячи человек. Так что поезжайте, голубчик, и арестуйте их всех. Выделить могу целых шестнадцать бойцов.
Вассал отвечает в том смысле, что "Есть, сэр" и отправляется выполнять. Находит недобитую армию. И полным ходом идёт на сближение, мол "Мы не причиним вам вреда. С вашим начальником говорить буду". Выезжает начальник.
Вассал становится ликом скорбен. Мол, друг, знаешь, мы тут третьего дня вашу горную крепость взяли. Ваш главный с сыном сдались, остальные утопились, а батюшка ваш в плену у нас и убиваются сильно, мол, нехорошо, если сын ни за что погибнет. Так что не корысти ради, а токмо волею пославшего мя батюшки. Во избежание ненужного кровопролития.
Начальник чешет в потылице и говорит, что, да, он тоже что-то такое слышал.
И - финальный кадр - трёхтысячная армия, едущая сдаваться под конвоем шестнадцати бойцов. Главным силам Ёсицунэ. Тем самым - восьмидесяти самураям
К слову, тем же вечером пленная армия переходит на сторону Ёсицунэ. В полном составе. Без малейшего принуждения. Потому как да, разводка - но какая!
http://mariannah.livejournal.com/567525.html
Тогда Бог спросил Каина: «Где брат твой Авель?», а Каин ответил что-то вроде «Я не сторож брату моему», но Бог при этом знал, что Каин знает, и Каин обязательно тоже знал, что Бог знает, что Каин знает, и Бог знал, что Каин знает, что Бог знает – etc., и чем это всё в итоге закончится. Их разговор представлял собой искусное нагромождение дипломатических уловок, призванных покрыть эту ситуацию полной прозрачности некоторым флёром из недомолвок. Но то, что Богу было ведомо, а Каину, по-видимому, нет, так это что в другом, идеальном варианте развития истории человечества, который в строгом смысле историей не является и пишется всегда лишь в желательном наклонении, Каин всё равно убивает Авеля, но делает это без злого умысла, по неведению, и не несёт за содеянное почти никакого наказания. Эта оборотная желательная сторона существования вся сокрыта полной тьмой неведения и подобна сну без сновидений, о котором человек не может вынести никакого определённого суждения, вплоть до того, что не может даже сказать, был ли он вообще, и если да, то как долго.
*
невидимое и не могущее быть засвидетельствованным -- вот точка наваждения, вызывающая приступ невыносимого ужаса в сознании, освобождённом от присутствия всезнающего наблюдателя. Незасвидетельствованное не просто нам неведомо (ведь всегда есть некто, кому известно) -- оно как бы не существует вовсе, его нельзя выследить, коль скоро оно не озаботилось оставлением следов, потому что не желает быть пойманным. До определённого момента европейская культура носила слегка параноидальный характер расследования, сбора свидетельств и улик, при помощи которых истина могла бы быть выведенной на свет божий. Однако, на закате своего существования она всерьёз озаботилась категорией "неясного" -- не того, что подлежит разъяснению, а того, что так и осталось неразъяснённым: преступление, которое так и не было раскрыто, невероятное совпадение, которое так и не получило никакого логического объяснения, сын, который так и не узнал имени своих родителей, обвиняемый, против которого так и не нашлось веских и убедительных улик, не дошедшие до нас тексты или те, что были уничтожены в момент своего завершения или несколько позже -- всё то, что не может быть засвидетельствованным. Быть может, истерическая одержимость письменами, произведение гигантского количества текстов и текстов по поводу этих текстов есть последний всплеск сопротивления перед окончательной победой невидимого.
http://kisochka-yu.livejournal.com/65477.html
- Где твой костюм, man? - дьявол указывал глазами на трезубец. – Вилка есть, а костюма нет.
- Это не мое, кто-то потерял.
- Ты нездешний, man? - ну еще бы, с таким-то акцентом. – Едешь домой, man?
Пахомов с трудом разбирал эти распевные интонации, этот сладкий, тягучий говор. Он впервые слышал акцент эбоники.
- Я еду из дома. – сказал он неожиданно для себя. – Я сегодня уехал из дома.
Но тут же спохватился – зачем он говорит это тут, случайно подвернувшемуся попутчику?
- Знаете, я не понимаю этого праздника, Хэллоуина. У нас его не отмечают. Что за радость, одеваться всякой нечистью? Жуткий какой-то праздник...
- Да, ты не понимаешь, man, совсем не понимаешь, man. Этот праздник бывает осенью, да, man? Люди возвращаются домой, с полей... Летом длинные дни, и много работы, man. Людей часто нет дома, ведь так, man? И пока их нет дома, в дом набивается нечисть, man. Ведьмы и привидения, они чувствуют себя хозяевами, man. И главное – не бояться их, да, man! И мы одеваемся как ведьмы и вампиры, мы смеемся и пляшем, чтобы они знали – мы не боимся их, man. И нечисть уходит, потому что ей нечем заняться! В доме, где ее не боятся, ей нечем заняться, man!
«Сегодня я уехал из дома, - думал Пахомов, пробираясь к смыслу сказанного через частокол эбоники, - я уехал из дома, навсегда. В день, когда люди изгоняют из домов нечисть... И кем это делает меня?»
Мысли, утомленные бессонным бегом, путались, хромали и спотыкались.
- А куда отправляется нечисть, когда ее не станет в доме? Так и скитается, бездомная? – его голос дрогнул. Совсем чуть-чуть.
- Мы не звери, man. Мы не хотим им зла, man. Лично я верю, что они найдут свой дом, man. Каждый из них. В каком-то другом мире, не в нашем, но найдут. И им там будет даже лучше, они будут там счастливы, man.
http://hildegart.livejournal.com/122340.html
Какая всё-таки роскошная, динамичная сцена – изгнание торгующих из храма, да? Сущий клад для кинематографистов. Летящие на пол с громом и грохотом лотки. Топот, крики, ругань, блеяние овец, всплески голубиных крыльев. Эхо с воплями мечется под сводами храма, овцы, бранясь, толкаясь и высоко подкидывая зады, лезут к выходу, подгоняемые щёлканьем верёвочного бича. Один, особенно удачный удар верёвки – и столбик монет разлетается на звонкие брызги и с дробным стуком раскатывается по полу…. Нет, стоп. Последнее - это уже перебор, это уже какой-то вестерн… Впрочем, смотрится отлично. Оставляем. Раскрасневшийся от гнева и усилий Христос с засученными рукавами вытирает пот со лба и в ярости кричит торговцам про то, что они превратили дом Отца Его в вертеп разбойников…. Нет-нет, может быть, не так. Не кричит. Просто стоит посреди опрокинутых столов, перед обалдевшими от неожиданности торговцами, опустив руки, и горько их упрекает. Или, нет. Лучше не так. Не упрёк и не гнев, а суровое, властное спокойствие. Он ведь уверен в своём праве – Он знает, КТО дал Ему право так поступать. Роскошная сцена. Во всех экранизациях она – неизменно одна из самых выигрышных. И мы сидим и смотрим, затаив дыхание, на этот погром и сумятицу, и с тихим, облегчающим душу злорадством думаем о том, как всё-таки это верно: нельзя делать религию источником наживы, нельзя извлекать выгоду из чьих-то религиозных чувств и потребностей… И как, чёрт возьми, хорошо, что лично к нам это не имеет никакого отношения. Спасибо Тебе, Господи, за то, что я не такой... Или как, как там, в тексте?
А в тексте нет ни шума, ни грохота, ни брани, ни взаимной обиды и ярости. Текст размерен, бесцветен и сух, как ему и положено быть. Его чёткий, сонный эпический ритм до невозможности ровен и тих. В этом ритме, как в очень замедленной съёмке на очень чёрно-белой плёнке, бесшумно проходит по храму Христос, и при одном слабом движении Его руки беззвучно валятся на пол, распадаются на части и исчезают без следа столы с разложенными на них монетами, и волы и овцы на цыпочках, без единого звука покидают храм, и торговцы, едва заикнувшись о полномочиях, тут же боязливо сворачивают дискуссию, и наступает тишина. Вернее, она вообще не покидает текст. Это очень ТИХИЙ текст. Особенно в Евангелии от Иоанна.
«Приближалась Пасха Иудейская, и Иисус пришёл в Иерусалим и нашёл, что в храме продавали волов, овец и голубей, и сидели меновщики денег. И, сделав бич из верёвок, выгнал из храма всех, также овец и волов; и деньги у меновщиков рассыпал, а столы их опрокинул. И сказал продающим голубей: возьмите это отсюда, и дома Отца Моего не делйте домом торговли….. На это иудеи сказали: каким знамением докажешь Ты нам, что имеешь власть так поступать?»
Вслушайтесь в этот ритм и в этот покой. В нём вообще не слышно никаких посторонних звуков. Слышно только то, что нам, собственно, и положено услышать. Не делайте дома Отца Моего домом торговли. Не делайте его домом суеты. Даже самой что ни на есть благочестивой суеты. Даже если эта суета постоянно поддерживает нас в состоянии приятного нервного экстаза и позволяет упиваться ощущением «сопричастности». Давайте остановимся и перестанем на минутку с пузырями на губах обсуждать, насколько хороша была вчерашняя проповедь и насколько нехороша – позавчерашняя, кто там разводит интриги в хоре, кто на какой ноте сфальшивил и кто какой ногой запнулся, подходя к Чаше. Перестанем перемигиваться, переглядываться, посылать друг другу во время службы заговорчищеские кивки и воздушные поцелуи и в который раз, захлёбываясь детским благочестивым самодовольством, смаковать в душе тот факт, что ты - к примеру – католик, и как же это, чёрт побери, красиво и круто. Оторвёмся, наконец, от наших волов, овец, голубей, денежек, свечечек и прочих занимательных игрушек, посидим смирно на скамеечке и послушаем тишину. Потому что только в тишине можно услышать голос учителя. Он очень тихий, этот голос, и через наш внешний и внутренний восторженный гам ему просто не пробиться.
--------
вот так каждый день. Очень много талантливых людей...