Прежде чем разворачивать аргументацию в пользу того, что мы не можем решить вопрос и неостенсивным способом, позвольте мне немного поглумиться над этой остенсивной предикаментой. Я не тревожусь, как тревожился Витгенштейн, по поводу простых случаев указания пальцем (Wittgenstein, 1953, р. 14; Витгенштейн, 1985, с. 101). Красочное слово "сепия" (возьмем один из его примеров) может, конечно, быть заучено обычным путем подбора примеров, или индукции. Мы не нуждаемся даже в том, чтобы нам сказали, что сепия - это цвет, а не форма, или материал, или артикль. Правда, если не прибегать к таким подсказкам, вероятно, потребуется много уроков для того, чтобы исключить неправильные обобщения, базирующиеся на форме, материале и т.д., а не на цвете, и для того, чтобы исключить неправильные представления, касающиеся подразумеваемой границы показанного примера, и для того, чтобы определить границы допустимых вариантов самого цвета. Как и всякий подбор примеров, или индукция, этот процесс зависит в конечном счете также от нашей врожденной предрасположенности воспринимать один стимул более родственным второму, нежели третьему; в противном случае никогда не было бы какого-либо селективного усиления или затухания реакции. Все же в принципе ничего, кроме подбора примеров или индукции, не требуется для заучивания "сепии".
Однако между "кроликом" и "сепией" имеется огромная разница, состоящая в том, что "сепия" - термин массы, наподобие "воды", "кролик" же - термин расходящейся референции. С ним как таковым невозможно справиться, не справившись со свойственным ему принципом индивидуализации: где исчезает один кролик и возникает другой. А с этим невозможно справиться путем простого указания пальцем, пусть даже настойчивого.
Таково затруднение с этим "гавагаи": где один гавагаи исчезает, а другой появляется. Различие между кроликами, неотделимыми частями кроликов и временным наличием кролика в поле зрения лежит исключительно в их индивидуализации. Если выделить целиком дисперсную часть пространственно-временного мира, состоящую из кроликов, другую, состоящую из неотделимых кроличьих частей, и третью, состоящую из наличия кроликов в поле зрения в данный момент времени, то все три раза мы будем иметь дело с одной и той же дисперсной частью мира. Единственное различие заключается в способе деления на части. А этому способу не сможет научить ни остенсия, даже настойчиво повторяемая, ни простой подбор примеров.
У.В.О. Куайн ОНТОЛОГИЧЕСКАЯ ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ
http://www.philosophy.ru/library/quine/quine2.html
Видите ли, у меня уже рука занемела показывать - я всё время на это показываю, и тем не менее не встречаю понимания. Можно уже не детализировать и не разбираться с каждым, а сразу сказать - вот в этом дело. Люди всё время с гордым видом говорят: да, но мы знаем механизм. О чем вы, любезный, с нами спорите, вот же, у нас в руках механизм. Я и снова со всей безнадежностью показываю пальцем и спрашиваю: вот это что? И они мне уверенно улыбаются, щелкают переключателями и, выдув из себя очередной пузырь, отвечают: вот же, воспроизводимый результат, фальсификация, прогноз, модель, механизм, практическое воспроизведение... Ну что делать-то? Я снова и снова показываю на это - что это у вас? Ну какой же воспроизводимый результат? Это ж... Они в ответ делают жесты, изображая воспроизводимый результат. Эффективно воспроизводимый. Хотя даже для этого надо вот это вот самое, что можно с безнадежностью называть индивидуализацией, которая не сводится. Это вовсе не пессимизм. Это совершенно не указание на невозможность познания. Это не скептицизм. Это указание как раз на возможность познания - вот же оно.
И снова, улыбаясь, люди мне говорят: ну как же, это же просто, мы просто делаем модель... гипотезу... об индивидуализации. И проверяем. И воспроизводимо, и эффективно. - Я даже не знаю. Опустить руку? Больше не надо показывать? Бесполезно?