Важно заметить, в рамках какой парадигмы, какого идейного направления возникает это проникновение идеи таксономии в семантику. С 50-х годов развивалась установка на порождение, то есть основным мотивом исследований было представление об элементарных правилах, немногочисленных и общих, которые применяются к некоторому материалу, также представленному в виде компактных и минималистичных элементов, и в результате создаются порождающие алгоритмы, правила, которые порождают реальные предложения. Вырисовывается модель древоподобной иерархии, от первичного ядра самых общих правил к их более детально проработанным, более «созревшим» сочетаниям. Так мыслилось порождение: древоподобная иерархия детализирующихся и специализирующихся форм.
В 80-е, или даже в 90-е годы произошел некий переворот, и господствующая идея стала все более заменяться на иную, для которой главной идеей было не порождение, а понимание. Это очень сложный идейный поворот, и здесь нет необходимости описывать его детали. Тут отказ от проникновения в самые истоки порождения смысла, признание, что он всегда рождается уже оформленным, уже вместе с некой формой, системная работа с большим разнообразием реально существующих форм, отказ от обедненного рассмотрения только «элементарных структур». Важно подчеркнуть лишь сам факт смены семантической парадигмы, чтобы было ясно: таксономизация семантики работает здесь в ином идейном окружении, нежели раньше. Работает идея системы переходов, закономерного изменения словоформ. То есть описывается система правил, которые организуют эмпирическое многообразие в закономерный ряд классов, связанных взаимными переходами. Изменения во внешней форме слов сопровождаются закономерными изменениями значений. Слово рассматривается не как словоформа для одного значения, оно принципиально многозначно. У слова сразу есть множество значений, с возникновением слова на него накладывается «потенциальная маска», задающая возможные значения этого слова и его производных (словообразовательный потенциал). Многозначность оказывается не досадным и необъяснимым исключением, а правилом. Характерная картина, когда у какого-то слова в словаре 27 значений, между которыми не удается усмотреть ничего общего, воспринимается не как исключение, а как задача: в идеале следует связать значения данного слова рядом семантических переходов, объясняющих, почему одна общая словесная оболочка несет столь разные значения. Каждое слово потенциально многозначно.
Наибольшее развитие эта идея таксономизации значений получила в рамках категории глагола. Выделено несколько классов значений глагола: действие, деятельность, процесс, состояние, происшествие, тенденция, свойство, соотношение, предстояние, предрасположение. Иногда категории выделены каким-то словообразовательным или словоизменительным элементом, иногда проявляются в той же словоформе (соединять – действие, соотношение; стучать – действие, процесс).
С введением таксономической категории глагола появляются такие понятия, появляется таксономический класс, семантический тип и общность по типу, видовой коррелят, парадигма видовых значений, соотносительность с актантной структурой (то есть теми универсальными ролями, которые бывают у семантических членов предложения, Агенс, Объект (пациенс), Инструмент, Наблюдатель, Место, Свойство и пр.). Эти универсальные роли в предложении напрашиваются на сближение с универсальными ролями в волшебной сказке – это следующий этап обобщения, отчищенный от конкретного применения именно в определенном типе рассказов, самая общая семантическая структура речи.
Дальше, собственно, идет изложение лексической семантики, специальной дисциплины со своим аппаратом и своими достижениями. В данном случае интересен сам способ таксономизации, способ применения идеи таксономии к материалу. Легко видеть, что тут основа таксономизации – соединение таксономической категории, таксономического класса с содержательным набором свойств, класс не произволен, он имеет значение. Образуется парадигма изменения – классы таксономической системы, таксономические категории описывают некое закономерное изменение и его этапы.
Имеется категориальный каркас; семантическое ядро; категориальные сдвиги; семантический инвариант. Список ядер открытый, категориальных компонент мало. Это позволяет работать в модели, что есть некоторый большой словарь, который можно значительно упорядочить и организовать, описав изменения по семантическим категориям.
Что могло бы быть аналогом этой идеи в биологии? На современном языке это не так легко сказать. На языке зоологии XVIII-XIX вв. можно было бы пытаться высказать нечто вроде такого: насекомое в своем развитии проходит стадии гусеницы, куколки и имаго, то есть – «червя», «зоофита», «животного». То есть можно пытаться понять таксономическую систему не как случайную систему форм, а как некий набор осмысленных знаков, систему форм, которая проявляется в той или иной части в разных типах развития разных живых существ.
Нечто подобное пытался выстроить С.В. Мейен и много раз повторял Ю.В. Чайковский, говоря о «грамматике биологии». В рамках этих представлений нечто «одно» (в примерах Чайковского – мерон "конечность") представало в разных закономерно связанных переходами формах, речь шла о конечностях роющей, ходильной, плавнике, крыле и т.п. Эту идею недавно пытался воплотить В.Я. Павлов с его закономерной системой форм у членистоногих. Были попытки Г.П. Дементьева представить систему потенциальных подвидов с опорой на географические зоны. Есть недавние попытки англоязычных авторов создать нечто вроде периодической таблицы с опорой, в частности, на типы питания, от которых зависит морфология.
Видно, что в биологии эти идеи достаточно маргинальны и широкого применения не находят, в биологии длится этап моды на порождающие структуры. И важно заметить, как, оказывается, различно может быть использована сама идея таксономизации. Каждый раз в исходном материале создаются классы сходных объектов. Однако в одном случае они совершенно случайны, никакой системы классов нет, их объединяет нейтральная операция родовидовой иерархии и они организованы в случайные структуры порождения: утверждается, что по неизвестным причинам вот так шел процесс возникновения этой группы форм. В другом случае создается закономерная система форм. Интересно задуматься, с чем связано, что общая идея таксономии, применяясь к тому или иному понятийному окружению и тому или иному материалу, порождает такие разные результаты.
Получаем две разных таксономических системы, устроенных на разных принципах, обе могут быть применены к одному и тому же материалу. Не просто могут быть применены – осмысленная связная система получается, когда обе таксономии работают вместе. Семантические ядра организованы в иерархическую таксономическую систему; категориальные каркасы – в описанную выше параметрическую систему. Например, таксономическая категория состояние одна, а в рамках таксономической системы семантических ядер есть состояния физические, химические, физиологические, ментальные, эмоциональные и пр. В рамках класса сходных форм, ядерных форм «ментальные глаголы» могут быть таксономические категории действий, состояний, происшествий. Итак, семантические ядра организованы в иерархическую таксономическую систему, а семантическая периферия – в параметрическую таксономическую систему.
Системы взаимонесводимы, то есть это не две разных трактовки объема таксонов и прочие игры с иерархией, когда есть только мелкие технические проблемы несводимости, имеются две совершенно разных системы. В каких случаях применяют ту и другую? В чем преимущества каждой из систем? Каким образом материал может укладываться в одной систему и не укладываться в другую, какие свойства материала провоцируют применение той или иной системы? Существует ли в явной форме задание операций на той и другой системе, сформулированные принципы применения?
Падучева Е.В. 2004. Динамические модели в семантике лексики. М. Языки славянской культуры. 608 с.
http://lexicograph.ruslang.ru/TextPdf1/PaduDinamMod2004.pdf
Падучева Е.В. 2006. Диатеза, генитив отрицания, наблюдатель. // Проблемы типологии и общей лингвистики. СПб. С. 103-109
http://www.philology.ru/linguistics2/paducheva-06.htm
Vendler, Zeno. 1967. Facts and Events. In Zeno Vendler (ed.). 12-146. Ithaca: Cornell University Press.