Иванов-Петров

Пришлось как-то увидеть. Дело было в мае – весна, воздух, расцветание природы всяческой… Вижу: он – майский жук, влекомый инстинктами. Она – солидная шмелиха, озабоченная поисками норки под будущее гнездо. Летала низко, искала – и вдруг сверху свалился этот, так сказать, громокипящий кубок. Она аж визжала от возмущения, но гибкость не осиная – здоровая была шмелиха – не вывернешься. Что-то подобное описано в сказке Конек-Горбунок. В конце концов природа взяла своё и ей удалось отбросить ошалевшего идиота. Она сразу поднялась повыше и отправилась подальше – в иные сады, где нет этих глупостей. Он же совершенно ошалел, свернул усы трубочками и лишь вяло шевелил ногами – как так? Что это было?
( Collapse )

Прежде всего рассмотрим еще раз фундаментальный экономический факт, с которого началась вся экономическая наука нового времени: факт разделения труда.

... Прежняя экономическая наука, развивавшаяся в Средневековье, могла порождать совсем иные концепции. Можно было говорить о строении общества из трех сословий - молящихся, правящих, кормящих, и строить остроумные схемы соотношения и необходимости для общественного целого каждого из элементов социального тела. Можно было открывать закон порчи монеты: занятно, что этот закон (что плохая монета, появляясь в обращении, неминуемо вытесняет хорошую) был независимо открыт в Европе Томасом Грэшемом в 16 в. и в Японии в веке 18 (Миура Байэн - «Происхождение цен», 1772) - (Takekoshi Yosaburo. 1930).
( Collapse )

Гуссерль: "В философии нельзя давать дефиниций как в математике; всякое подражание математическим приемам в этом отношении не только бесполезно, но ложно и связано с вреднейшими последствиями"
(Ideen zu einer reiner Phanomenologie und phanomenologischen Philosophie)

Хорош... Этот-то знал, что говорил. Увы, верят не тем, кто знает, а тем, кто похож...

Саму цитату нашел в старой работе Свасьяна "Проблема символа в современной философии". Там еще он не такой, как сейчас, - проще, но в чем-то и слабее. Работа о кассирере; когда-то давно я ее читал и восхищался, и особо ценил в связи с невозможностью прочесть самого Кассирера. Теперь его прочел - и перечитываю Свасьяна совсем иначе.