Кожевников был очень знаменитым профессором Зоомузея. У него было множество учеников. И не просто учеников – Кожевников был в некотором отношении фигурой легендарной, смешные случаи с ним вошли в анекдоты и пересказывались поколениями зоологов. То есть травили про него зоологические байки, и кто в эти круги был вхож, без них не оставался.
В 1920-30-е годы Зоомузей стал местом встреч многих людей искусства: тут Мандельштам бывал - выпить с друзьями, Кузиным и Вермелем, красного вина. И Михаил Афанасьевич Булгаков в музей заходил. Году в 1940 в музее жила Цветаева, к ней и заходил. Бывал в музее и до того... Булгаков к зоологии был вообще неравнодушен, с некоторыми музейцами дружествовал, так что один из прототипов профессора Персикова – знаменитый беспозвоночник, работавший в Зоомузее, Абрикосов.
И вот обращаю внимание: в воспоминаниях Б.С. Кузина Витте выступает в роли булгаковского Воланда, а Кожевников - в роли послушной Маргариты на балу. Как знать, может, именно эта история, столь часто рассказываемая впечатленным Кожевниковым, и дошла до Булгакова...
Что меня в этой очень ненадежной и разумеется не слишком серьезной аналогии привлекает – так это фигура Кожевникова в сравнении с Маргаритой. Был от плотен, невысок, пузат, с большой головой, очень неловок.
«Он во многом был сильно чудаковат. Начиная с внешности. — Роста он был среднего, сложения плотного, а порядочное брюшко отрастил уже довольно рано. С лица он был довольно благообразен, и в его чертах не было ничего заметно неправильного. Только глаза у него были какие-то белесоватые. По тогдашнему обыкновению, он носил небольшую бороду и усы. Г.А. сильно картавил: не произносил «р» и твердого «л», а голос имел гнусавый» (Кузин, 1999. с. 53).
«Если Г.А. заслуживает далеко не только иронического отношения, то все же остается фактом, что был он большим чудаком. И умалчивать мне об этом значило бы отказаться от обрисовки важных черт его фигуры, очень своеобразной и, как я сказал, характерной для старого Московского университета...»
«В квартире Г.А. стала появляться крыса. Она выходила из кухни, где в полу у трубы отопления или водопровода, была дыра, бродила по квартире и удалялась через ту же дыру. Г.А. проследил ее маршрут и составил план уничтожения крысы. Кухонная дверь открывалась в довольно просторный коридор, находившийся в середине квартиры. Было решено дождаться выхода крысы из кухни, после чего, закрывши кухонную дверь, отрезать ей путь к бегству, а на обратном пути, когда она окажется в коридоре, закрыть все другие двери, выходящие в него, и попавшую в безвыходное положение крысу застрелить. Для этой цели ружье было заранее заряжено двумя полузарядами мелкой дроби. В обычный час крыса вышла из кухни. Военные действия развертывались строго по плану. Дверь в кухню закрыли, крысу выпугнули в коридор, куда одновременно вошел Г.А. с ружьем, закрыв за собой последний выход. Крыса бешено заметалась по пустому коридору. Г.А. водил за ней стволами ружья, чтобы выбрать удобный момент для выстрела. Ища убежища, крыса наконец нашла его. — Она забралась в широкую штанину Г.А. Он неистово закричал. На этот крик из кухни выбежала Ирина. Г.А. отчаянно мотнул ногой. Крыса выскочила из штанины и бросилась в открытую кухонную дверь и дальше — в свою дыру. Но инцидент на этом не закончился. Неодобрительно относившаяся к плану уничтожения крысы Марья Александровна с самого начала описанной операции удалилась в свою комнату и заперлась в ней. Когда она услыхала возню в коридоре, а затем вопль Г.А., она взобралась на стол и принялась визжать. После благополучного для крысы и для Г.А. исхода охоты она продолжала кричать и не соглашалась ни отпереть комнату, ни даже слезть со стола. Об этом и сообщила мне по телефону Ирина, прося меня от имени Г.А. придти и помочь домашним уговорить М.А. выйти из своего заключения. Я, конечно, поспешил на место происшествия, но М.А. на столе уже не застал. Она вышла из своей комнаты и вела ожесточенную полемику с супругом. “Гриша, ты дурак, дурак, дурак! Вот я и при твоем ученике прямо скажу — ты дурак”. Г.А. робко представлял ей какие-то резоны, причем пытался прибегнуть к моему авторитету. Но М.А. твердила только свое: “Ты дурак!” (Кузин, 1999, с. 69-70).
А что? Творческое воображение художника – и готова Маргарита.
