Николаев: Это не случайность: в массовом обществе постмодерна элиты, в том числе элиты знания, дедифференцировались: квалификация отошла от статуса. На лотке Старшая Эдда лежит рядом с женским романом, эксперт по сантехнике может получать больше профессора. Отсюда – кадровый голод и неразрешимость проблемы кадров: берут в соответствии со статусом, но нет меток квалификации. Эксперт стал ритуализованным специалистом. Старое именование – ученый – ушло в те же обороты речи, где пребывает «мудрец».
Интересно, что никакой «российской специфики» тут нет. В 1960-е в Японии возникло движение интеллигенции: быть специалистом, а не интеллектуалом. Это – годы отхода от американской политики развития и переход к национальному проекту, опоре на «традиционные ценности» японцев; вот так многообразно у них это было. И не просто: как свидетельствует Ли (J. Lie, 1996, Sociology of Contemporarary Japan) – появились специализированные дураки – специфический продукт, всегда возникающий при таком направлении развития – что в Америке, что в Японии.
Далее: с десакрализацией статуса эксперта, каждый член общества окружен сакральным со всех сторон. Николаев говорит о сакральном как непонятном, темном: когда исчезли люди, которые что-то квалифицированно знают, - не к кому стало обратиться, не знать стали все.
Вот такая мысль. Дальше автор говорит о стигматизации эксперта (ну, проще говоря, он эксперт просто по этикетке), об исчезновении человеческого типа «интеллигент» - причем он не заменяется «интеллектуалом» - на смену приходит тот самый описанный выше эксперт-специалист. Причину автор видит в том, что обладание большими познаниями больше не гарантирует высокого социального статуса. Дальше переходит к разговору о положении дел в социологии – в связи с вот такими тусовками экспертов.
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →
← Ctrl ← Alt
Ctrl → Alt →