думаю, Вы правы - если я Вас верно понял. В 19 в. была наука английская, французская, германо-русская. Потом русская стала вычленяться, набирать особенности.
С тем, что франко-и англофилия - это высвобождение русской мысли из-под власти немецкой - напротив, не согласен.
А потому что другой не бывает. Как свежесть осетрины - первая, она же последняя. Заменять немецкую мысль в новое время можно только не-мыслью - больше нечем.
Ммм... Только хотел: "А как же Витгенштейн"? - но тут же вспомнил, что, во-1х, Вы его за философа не считате (ну, тут можно было бы попытаться поспорить), а во-вторых и в главных, он такой же англичанин, как я голландец. Немец, австрияк...
Интересно. При том, что в области точных наук британский вклад, как мне кажется, (почти) сопоставим с немецким. А в философии - кажется, да. В смысле - нет.
Я, разумеется, говорю о мыслях языка, а не о мыслях крови. Пушкин думал русские мысли (хоть не исключено, что по-французски), а витгенштейн - немецкие (и дела нет, что - еврей). И - да, я о мыслях, если говорить об отделившейся от области мыслей области наук - точных, естественных и прочих, то там совсем иные картины, и незачем спорить - сть науки, более развитые в Англии, или Франции, или США, или Италии, или всемирно и вообще всячески - но то речь о науках.
А в области мысли достаточно взглянуть на Локка, чтобы более не беспокоиться о британском вкладе.
Конечно, я тоже про язык. Все-таки этот известный ответ Гегеля - что его философию нельзя изложить ни кратко, ни популярно, ни по-французски, - никакая не шутка. Кстати, в том, как Маркс преломился по-русски (впрочем, и в оригинале, как я понимаю, это была штука поагрессивнее "Винни-Пуха")... интересно, какова роль языка. Русский язык - он, все-таки, в первую очередь, для поэзии. Любые рецепты общественного переустройства на нем тут же начинают звучать совершенно омерзительно.
На английском языке нельзя мыслить
На французском можно передавать английские слова так, что они приобретают вид умершей мысли
На немецком надо говорить мысли или молчать
Русский язык еще пуст. Что он сможет, покажет время