Очередной Закат Европы, но поскольку прежний затерт и не оценен, имеет смысл.
"напрашивается другой критерий, позволяющий различить два мира, граница между которыми, правда, исторически подвижна: мир индустриальный и тот специфический постиндустриальный мир, который мы назовем курортным, или бальнео-культурным. Таким критерием мог бы послужить вопрос типа: «Готовы ли Вы работать в течение десяти лет по 12 часов в сутки семь дней в неделю, если такая работа гарантирует благополучие Ваших детей?» Сообщество, которое бы ответило более чем на 50 % положительно на этот вопрос, принадлежало бы к индустриальному миру, менее чем на 50 % – к миру курортному. Позволю себе гипотезу, что современные Китай, Индия и Бразилия ответят на этот вопрос в большинстве своем положительно, а все западноевропейские страны – отрицательно."
Европа становится периферией цивилизации. Ее место займут Китай, Индия, Бразилия. О США автор демонстративно молчит.
Европейская меланхолия. Души нет и в ближайшее время не завезут. У истока меланхолии – ощущение тщеты и хрупкости существования, суеты сует. Из тысячелетней привилегии элит бездеятельность за один последний век стала достоянием, завоеванием и кошмаром масс.
Европа становится курортом. Ее жители будут делить время между ролью туриста-отдыхающего и прислуги у других туристов. Как и европейские музеи, Европа будет презентировать сама себя. Музеи отказались от предметной ориентации - показа некого "на самом деле", и рисуют теперь скорее "изменение взглядов" на собственную экспозицию.
Европа является цивилизацией свободного времени, хотя упорно предъявляет и расценивает себя как цивилизацию труда. Трудовой этос сменился на этос личной самореализации, предполагающий многообразие возможных моделей. большая часть населения не знает, что делать с этими упавшими на него двумя-тремя тысячами часов в год и уж во всяком случае намеревается растратить их на развлечения, а вовсе не на образование. Вслед за трудом, свободное время стало полем социального расслоения, но уже по иным критериям: по способности или неспособности совладать со своей свободой. в обществе усиливается ощущение нехватки времени на потребление произведенного.
общество относится к образованию, как родитель к ребенку, – со всей свойственной этому отношению непоследовательностью. Главное отличие вуза от школы состоит в том, что учащийся становится совершеннолетним, и общество начинает сомневаться в полезности дальнейшего удержания его в иллюзии, что дед Мороз существует. И в частности, общество колеблется, когда – до или после факультета – признаться учащемуся, что не точно знает, зачем именно заставило его учиться. Да общество и самому себе в этом не признаётся.европейская модель высшего образования гораздо ближе к советской, чем к американской (разнообразие вузов, с преобладанием частных, от бесплатных до очень дорогих, с конкурсом от отсутствующего до крайне селективного и с соответственным качеством обучения) или японской (несколько госвузов высокого уровня с чрезвычайно трудным конкурсом и преобладающим большинством частных вузов). Европейская модель характеризуется почти целиком государственным финансированием (даже «частных» вузов) сильным госконтролем (даже над «частными» вузами), практически свободным приемом и бесплатным или недорогим обучением. В естественники-ученые идут все реже - и все более непонятно зачем. В Европе зато неустанно растет пропорция словесников-гуманитариев-обществоведов. Мотив здесь простой: раз учеба все равно не даст мне работы, тогда я выберу хотя бы точно то, чего мне хочется. Гуманитарное знание стало педалировать как раз свою бесполезность, свой отрыв от низменных материальных интересов. Оно снова представляет себя элитарным, пусть это и элитарность массовая.
Цивилизация лечит и калечит одновременно, порой одни и тем же. Сегодняшняя забота о себе все больше сближается с уходом за тяжелобольным. Медицина сегодня конкурирует с гигантским и постоянно обновляющимся разнообразием более или менее безобидных wellness, талассо- и ароматерапии, с техниками медитации, расслабления, самовнушения, изгнания стресса и прочих демонов, а также с процветающим рынком эзотерики. Для современного обывателя объяснять себе мир эзотерически стало так же удобно и естественно, как объяснять его научно во времена гуссерлевского «Кризиса европейских наук», и политически - после 1968 года. Большинство современных европейских служащих истолковывает свои отношения с шефом в терминах «энергетического вампиризма». Новизна ситуации, пожалуй, в том, что если прежде страждущий лечился от прошлого (плохая наследственность, патогенное детство, невротическая Ur-Szene), то сегодня человека нужно лечить от будущего, которое перестало сулить исполнение чаяний
Если XXI век уже не будет европейским, то это не значит, что он обязательно станет китайским. Рядом с Китаем просыпается его младший азиатский брат, который, по всей видимости, не вечно будет довольствоваться почетным вторым местом. Уже опережая его по ряду экономических и политических показателей, Индия обгонит Китай по численности населения к середине века. Вместо американской «кастрюли» (melting pot) Индия практикует другую модель – «салатницы», где разные компоненты соседствуют, не теряя своей особости. Индия стала гигантской империей высшего образования.