"В нашей стране господствует "самодержавная политическая культура". Ее главная характеристика - властецентричность. ... Власть - ведущее действующее лицо исторического процесса, в ходе котрого лишь меняет свои наименования - царь, император, генсек, президент. Эта Власть всегда персонифицирована, т.е. обязательно предполагает определенного ее носителя (в отличие от этого на Западе власть имеет абстрактную природу - отделена, независима от правителя, не является его личной прерогативой)."
О разделении властей: законодательная, административня и судебная власти - это ветви исполнительной Власти....
О партийной борьбе: в России нет борпьбы партий, но есть борьба учреждений (при Витте министерство финансов боролось с мин. внутренних дел... и др. примеры).
Свойство русской системы упправления - неинституциональность. Выполняют работу не институты (легальные, в публичном поле), а ЧК - особые органы с неясными правами для данного случая. /я бы все же сказал, что это институты такие, и Россия не неинституциональна, а выбирает вот такие типы институтов/
Три измерения Русской Власти: Государев двор (=ЦК=Администрация президента), Чрезвычайные комиссии, Приказы (=коллегии, = министерства).
Россия после 17 г. не была унитарным государством. Разноуровневый федерализм. Но, конечно, сходящийся наверху.
Потом - занимательная история партии власти. Д.Ф. Трепов преложил Николаю II сделать такую. О такой мечтали евразийцы. И вот, наконец, в лице Единой России... Потом - глава о коррупции и непрерывном переделе.
/На Западе власть любят. Потому и доносят друг на друга - потому что правовым образом определяемые властные органы - это самими людьми сделанные службы для облегчения жизни.
У нас власть не любят. Стараются не обращать внимания. И нет чувства, что это нами сделанные институты для решения наших проблем. Ну вот они и оказываются каждый раз такими, что только бы не мешали.../ Как говорит Пивоваров - русские плевать хотели на право. Дело не в делении на индивидуализм и коллективизм - у нас есть то и другое, оба - неправовые.
"Наша контрреволюция не выдвинула ни одного деятеля в национальные вожди. Все ее крупные фигуры органически чуждались власти, не любили, боялись ее. Власть для них была непременно только тяжелым долгом, "крестом" и "бременем"... Ни Алексеев, ни Колчак, ни Деникин не имели эроса власти. Все они, несмотря на личное мужество и прочие моральные качества, были дряблыми вождями дряблых" Н.В. Устрялов, 1920 г.
"В русском самодержавии, которое доныне казалось только силой реакционною, задерживающей, скрывается величайшая разрушительная сила. Революция - не что иное, как обратная сторона, изнанка самодержавияююю Анархия и монархия - две стороны одной и той же primа materia" Д.С. Мережковский 1906
Потом Пивоваров рассказывает о крупных концепциях русской истории и социологии, близких ему. Тут - О.Э. Бессонова с концепцией раздаточного государства. С. Кордонский - ресурсное государство. В. Булдаков, Милов... Самым разным образом говорится: россия - не Европа, в ней не так, развитие - периодические кризисы. сметающие верхи культуры и возрвщающие все к имперско-патерналистской модели. Мы - не Европа, не, не, не так, иная ментальность...
И вот тут, в самой последней главе книги, автор вдруг говорит6 а я с этим не согласен. Эти концепции мне близки, у нас с этими авторами много общего - но все же я думаю иначе.
Потому что приходится, если следовать за этими авторами. представлять. что русские - всю свою историю ненормальные. У них психотические реакции, они асоциальны, своей выгоды не понимают и могут лишь бунтовать, разрушая то. что им же могло помочь. Представлять целый народ неадекватным психом - глупо. И я, говорит Пивоваров, - не согласен.
А что же он моежт сказать? А очень просто. Он смотрит на данные тех же самых социологов, которые подтверждают выкладки Булдакова и пр. - что народ у нас... Зная мнение большинства в 2005 или 2007 году - и в самом деле, народ какой-то древнемосковский, не сильно он к правовому государству тяготеет. Но большинство - это не все. И Пивоваров говорит6 есть разные оценки у социологов, меньшинство составляет 40, 24, 20 процентов - но есть такое меньшинство, которое выбирает право, хочет жить иначе. И в 1912 г. - по мнению Пивоварова - таких людей было гораздо меньше. Народ не застыл в своей "ментальности". нет никаких оснований говорить. что за сотни лет ничего не изменилось. Растет число людей, думающих "нетрадиционным" образом, не тяготеющих к патриархальному управлению. согласных соблюдать договоры... и разбирающихся в них. И пусть их 20% - это пятая часть. Это очень много. Ведь и в любой стране Европы такие люди - не все. Может, процент там иной, но и пятая часть - это не жук нагадил.
Далее автор говорит, что позиция Булдакова и пр. - это детерминизм. Это блестящие исследователи и историки, но они страдают от неумения работать с методологией истории. История принципиально открыта, там есть временные ограничения пространства выбора, но нет предзаданных путей. и потому все разговоры о неизменном следовании каокго-то народа одним путем - это просто болтовня не знающих правильной методологии людей. Свобода воли есть, история открыта, и русские могут выбраться из того, в чем они находятся. (Автор неоднократно с живым восторгом энтомолога цитирует нескольких попавшихся ему в газетах чиновников, упоминает гг. Суркова, Павловского и Чадаева, восхищаясь повадками и окраской чудных тварей).
Правда, сам автор особенно методологию не излагает и не формализует, ограничившись голословным утверждением об открытости истории как самопонятным. Правда, сам автор вовсе не радостный оптимист, и грустить умеет - дай Бог каждому. И что современная публичная политика загибается, из президента Путина наскоро кроят царя при поддержке большинства населения, и свобода слова никому особенно не нужна, и с правами у нас... Просто автор собрался с силами и на последних двух страницах заключения постарался задушить эту горечь. Солженицын не зря работал - он изменил наше общество. и Сахаров - тоже. Постепенно, через понятный и уже достаточно проясненный механизм чередующихся кризисов-смут и периодов-реакции-стагнации, нарабатывается все большее число людей, которым не нравится жить в смеси анархии и монархии. Ни с лица не нравится, ни с изнанки. И со временем...
Но тут оптимизм автора кончается. И последний абзац книги звучит так:
"Мы должны найти свой путь к публичной политике с учетом нашей специфики. Звучит тривиально. Сделать это и не просто, и не тривиально. Правда, альтернатива ужасающа. Превратиться в ничтожество, потерять... субъектность; причем, во всех отношениях. И еще русским антилиберальным политикам, мыслителям, интеллигентам стоит также твердо помнить уроки ушедшего века. Среди них главный: вологодский конвой шуток не понимает".
Мне кажется, отлично сказано. Против либерализма можно сказать очень многое. Однако у нормального человека должно быть понимание, - где он говорит против либерализма. Может быть, подумавши, многое и не стоит говорить. О веревке не всегда говорить уместно.