"Маршрут Рихарда Зорге до Китая был довольно сложным и разрабатывался IV управлением Штаба Красной армии основательно. В гостиницу, где проживал Р. Зорге, пришел ветеран IV управления Штаба РККА полковник Л.А. Борович (Алекс), чтобы подробнее объяснить задание. Зорге направляется в Шанхай под псевдонимом Рамзай. Руководителем разведсети в Шанхае будет Алекс (А.П. Улановский), радистом — Зебер Вайнгартен. Сначала он из Москвы поехал в Германию: ему нужно было получить рекомендательные письма, которые могли помочь обосноваться в новой и незнакомой стране.
Р. Зорге иногда был не очень доволен работой членов разведгруппы и много делал сам, не надеясь на других. «Я не мог быть удовлетворен информацией, представляемой членами группы, поэтому и сам лично, насколько было возможно, собирал различные данные и материалы, — писал он в тюремных записках позднее. — Хотя в Шанхае и не было посольства, я сразу же вошел в местную немецкую колонию, и ко мне стала поступать всевозможная информация. Центром этой колонии было немецкое консульство. Меня там все знали и часто приглашали."
...
Именно благодаря контактам с А. Смэдли Рихард Зорге стал членом Китайского автомобильного клуба, президентом которого был азартный автомобилист Чан Кайши. Рассказывали, что именно через этот клуб страстный любитель автоспорта Зорге познакомился с Чан Кайши. Он стал принимать участие в состязаниях автомобилистов. Однажды во время гонок он сумел выжать из своей скромной спортивной машины все, на что она была способна, и, приближаясь к финишу, обогнал роскошный американский автомобиль президента клуба.
«Лицо Чан Кайши исказилось от гнева — он всегда выходил победителем. Да и кто бы осмелился обогнать генералиссимуса! — излагали это событие биографы Зорге С. Голяков и И. Ильинский. — Рихард гнал свою машину на полкузова впереди Чан Кайши. Лишь у самого финиша он смирил азарт спортсмена — сбросил газ. Машина Чан Кайши первой пересекла заветную линию. Генералиссимус сиял. Он подошел к Зорге, пожал руку достойному сопернику, поинтересовался, кто он и откуда. Отныне Зорге мог надеяться на благосклонность Чан Кайши».
Как вспоминала Майя Улановская (радистка-шифровальщица Р. Зорге), которая вскоре вслед за своим отцом Александром Улановским (он же Израиль Хаскелевич, Алеша, Алекс), приехав из Москвы, появилась в Шанхае от военной разведки для работы с Р. Зорге, ее отец хорошо относился к Рихарду, уважал его. «Но все же Рихард не был для него “своим в доску”». «Все-таки он немец, — говорил отец, — из тех, кто переспит с женщиной, а потом хвастает». «Но Зорге вовсе не хвастал своими победами, — вспоминала М. Ульяновская. — Просто немецкие радикалы были очень “передовыми” в вопросах морали и удивлялись нашей с отцом “отсталости”. Еще в 1923 г. в Гамбурге коммунисты и анархисты уверяли нас, что купальные костюмы — буржуазный предрассудок. На общественных пляжах купаться голыми запрещалось, радикалы с трудом находили место для купанья, и мы смеялись: “В этом заключалась вся их революционность!” Немцы были также очень откровенны насчет секса. Поэтому Зорге запросто рассказывал о своей связи с Агнес Смэдли, ведь она была своим человеком, коммунисткой, к тому же незамужней».
...
Помимо группы Зорге в Шанхае существовала еще одна группа, о которой Зорге упоминает как о группе Фрейлиха – Фельдмана (генерал армии Тео Фрейлих и полковник Фельдман — руководители этой группы). В их обязанности входили организация связи с китайской Красной армией и сбор разведданных, касающихся ее. У этой группы была своя радиосвязь с Москвой, поддерживаемая радистом группы Фельдманом.
В январе 1930 г. на нелегальную работу в Китай по фальшивому паспорту выехал датчанин Георг Францевич Мольтке (он же Георг Лаурсен). Под прикрытием торговой деятельности он вел разведывательную работу; в первый год своей работы сотрудничал с Рихардом Зорге. Из Китая вернулся в 1939 г.
...
Летом из-за провала из Шанхая спешно выехал Алекс (А. Улановский). Как это происходило, было позднее описано дочерью Улановского Надеждой. В Шанхае он встретил своего старого знакомого по Крыму Фоля Курган. Улановский свел его с советской резидентурой в Шанхае. Однажды при встрече с Улановским он сказал, что ему предлагают за большие деньги серьезные сведения, относящиеся к Японии. Улановский связался с Москвой, спрашивая разрешения на эту акцию. Центр разрешил. Деньги (около 3 тыс. долл.) были переданы Кургану, однако он их проиграл в рулетку. Затем он стал шантажировать Улановского, прося еще 3 тыс. долл. (ему нужно было расплатиться с кредиторами). В деньгах было отказано. Фоля стал шантажировать и пригрозил, что если денег не будет, он Улановского выдаст полиции. Чтобы доказать, что он не шутит, Фоля Курган прислал на квартиру Улановского капитана Пика, русского эмигранта, служившего в китайской полиции, который хотел войти в долю и получить часть денег. Улановскому удалось опередить шантажистов и исчезнуть из Шанхая.
...
Как свидетельствуют новые материалы из Нанкинского архива, Сун Цинлин при встрече с Чан Кайши и его женой (своей сестрой) предложила отпустить Нуленса и его супругу в обмен на репатриацию сына Чан Кайши Цзян Цинго (очевидно, она действовала по поручению Москвы, переданному советскими резидентами в Китае). Предложение своячницы, видимо, разбередило незаживающую рану в душе Чан Кайши, которому не было чуждо чувство вины. Незадолго до встречи с Сун Цинлин он исповедовался в своем дневнике: «…Я не сделал ничего доброго своим родителям, не сумел быть добрым с детьми и жалею об этом… Как мне не хватает сына! Я — плохой отец, мало заботился о нем». И видимо, Москва хотела сыграть на этом.
...
Рене Марсо ездила и в Японию на связь к Зорге. По ее воспоминаниям, они были знакомы еще в Москве. Как радистка она должна была помочь наладить связь с Владивостоком, а также отвезти в Токио деньги и новый шифр. С Зорге у нее были две встречи, деньги переданы, а про шифр француженка забыла и вспомнила об этом, только вернувшись в Шанхай.
...Пока шли разборки в Москве после неудавшейся попытки освобождения, Бронин продолжал сидеть в китайской тюрьме. Так он просидел до начала летом 1937 г. Японско-китайской войны, когда по инициативе Чан Кайши отношения между СССР и Китаем значительно улучшились и возникла возможность вытащить из тюрьмы советского резидента. Чан Кайши был предложен обмен на его сына Цзян Цзинго. В это раз в отличие от периода 1932–1934 гг., связанного с делом Нуленсов, Чан Кайши согласился на обмен, и 11 октября 1937 г. он был произведен. После этого Бронин по уже упоминавшейся трассе «Зетт» отправился в Алма-Ату.
...
Вот часть стенографической записи его рассказа, которая показывает, как вели себя все советские разведслужбы, доказывает постоянное нарушение конспирации и активную слежку за ними в Шанхае.
«Товарищ из ОМС считает, что угроза для безопасности исходит от филиппинских товарищей, допускающих ошибки при написании адресов на конвертах."
На мой взгляд, опасность исходит не от филиппинцев, а от связи с Артуром (А. Эберт. — В.У.).
1. После отъезда Артура мой слуга рассказал мне, что ему уже два или три раза звонили и спрашивали господина Бергера. Артур регулярно звонил мне из своей квартиры.
2. Другой раз в моей квартире произошел очень шумный спор между старым товарищем из ОМС (Н.Н. Герберт. — В.У.) и Хагером (личность не установлена. — В.У.), после чего за последним установилось наблюдение. Дискуссия велась громко, и ее наверняка было слышно в радиусе нескольких квартир.
3. Товарищ из ОМС однажды разрешил представителю ТАСС (И.Е. Чернов. — В.У.) устроить обмен денег в моей квартире. С этой целью ко мне пришел сначала представитель ТАСС, а позднее старый товарищ из ОМС. Представитель ТАСС столкнулся на лестнице с живущим напротив меня японским журналистом, с которым он был знаком.
4. Во время последней встречи с китайцами Артур сказал им, что я прибываю с Филиппин. Технический секретарь [Всекитайской федерации] профсоюзов (возможно, Ма Чунгу. — В.У.), который был арестован, знал, что я американец, что я прибыл с Филиппин и когда я оттуда прибыл в Шанхай.
...
Итак, мы видим, что в 1932–1935 гг. советская разведка понесла в Китае большие потери. Кстати, это было характерно не только для Китая, но и для других стран мира. Провал следовал за провалом. Вот только несколько конкретных примеров, говорящих о размахе потерь. В 1932 г. в Вене были задержаны несколько советских разведчиков, в том числе резидент Константин Басов (Ян Аболтынь). 4 июня 1933 г. латвийская полиция разгромила одну из резидентур IV управления. Основные агенты резидентуры — Чауле, Матисон и Фридрихсон — были арестованы. 6 июля в Гамбурге был арестован агент-вербовщик IV управления, член Компартии Германии Юлиус Троссин. В том же месяце выяснилось, что значительная часть агентуры 4-го отдела Белорусского военного округа перевербована польской разведкой. В сентябре 1933 г. одновременно произошли аресты советской военной агентуры в Румынии и в Турции. 10 октября 1933 г. в Хельсинки финская полиция арестовала нелегального резидента IV управления Марию Юрьевну Шуль-Тылтынь и ее помощников — Арвида Якобсона, Юхо Эйнара Вяхью и Франса Яако Клеметти, а также значительную часть советской агентурной сети. Сразу же за финским провалом последовал грандиозный провал во Франции. 19 декабря 1933 г. в Париже были арестованы резидент IV управления Вениамин Беркович с женой, его помощник Шварц, связистка Сталь (Чекалова), агенты профессор Луи Пьер Мартен (работавший в отделе шифров морского министерства), учительница Магдалена Мерме, супруги Сальман и др. Аресты продолжались более года и затронули кроме Франции Великобританию, Германию и США. В результате предательства американца Роберта Гордона Свица были арестованы полковник Октав Дюмулен, химик Вартослав Рейх, дантистка Рива Давидович, инженер из военного министерства Обри. В начале января 1934 г. последовали провалы сразу нескольких резидентур 4-го отдела Штаба ОКДВА в Маньчжурии, были арестованы ряд работников особой группы № 100 (диверсии и саботаж), в том числе Лядов, Базанов, Калмыков, Файнберг, Кузнецов, Трубников и др. Японской контрразведке удалось их всех перевербовать и под видом депортированных переправить в СССР. Разоблаченные Особым отделом ОГПУ, на допросах они признали, что при подготовке группы к заброске за рубеж сотрудники 4-го отдела не соблюдали правил конспирации, что, будучи направленными в Хабаровск для занятий подрывным делом, они находились на базе Амурской флотилии, где заметно выделялись среди личного состава формой пехотных частей РККА. Вскоре окружающим стало известно, что они — выходцы из Харбина и Северной Маньчжурии. Легенды сотрудников особой группы были плохо подготовлены и на допросах в японской контрразведке сразу же раскрыты. Кроме того, они знали не только друг друга, но и все линии работы, в связи с чем в результате предательства Базанова в руки японской контрразведки попала вся группа.
Причины провалов не были случайными: с одной стороны, стали более умело действовать контрразведки других стран, с другой — низкая дисциплина, плохое соблюдение элементарных требований конспирации, часто нежелание скрупулезно выполнять указания начальства со стороны резидентуры за рубежом. То есть много зависело от низкой требовательности руководства к своим подчиненым.
...
С марта 1932 г. под эгидой Токио начинают формироваться и национальные вооруженные силы Маньчжоу-го, которые уже к концу года насчитывали более 75 тыс. военнослужащих. Оснащены они были за счет японских поставок старым, снятым с вооружения в японской армии снаряжением. У нижних чинов встречались и такие музейные экспонаты, как ружья Маузера образца 1888 г.; пехота, саперы и кавалерия были вооружены малокалиберными пятизарядными японскими винтовками и карабинами. Все унтер-офицеры были снабжены очками от пыли, по два унтера на эскадрон — биноклями. Каждому офицеру полагались и очки, и бинокль. Главнокомандующим являлся Пу И, которому формально принадлежала и вся полнота гражданской власти."
[видимо, главнокоманедующему давали пару очков и два бинокля]
В.Н. Усов. Советская разведка в Китае. 30-е годы ХХ века. КМК 2007